2012-12-25 18:01:53
Автор: Leviathan

Зависть напрягся всем своим существом, стараясь уловить любое, даже самое незначительное изменение в панораме вечерней Флоренции. Ничего. Всё те же бархатные тосканские сумерки, тёмная синь неба, на котором уже начали загораться первые звёзды, сонный монотонный стрёкот цикад. Так продолжалось секунду… Две… Три…
Левиафан уже отчаялся, когда совсем недалеко, в северно-восточной части города на мгновение сверкнула слабая вспышка энергии, маленькая, как светлячок, сверкнула – и тут же угасла. Этого было достаточно, да он и не ожидал, что Лилит станет попусту растрачивать остатки силы, уподобляя свою ауру маяку. И всё же сигнал был значительно более тусклым, чем Левиафан того ожидал. Не может быть, чтобы дела у сестры шли настолько плохо. Италия – земля обетованная для любого лентяя: земля здесь плодородна, климат мягок, хлеб насущный даётся людям без особого труда; сиестой в этих краях пренебрегают редко, а люди имеют нрав беспечный и лёгкий и, не обременённые непосильными хлопотами, днями развлекаются распеванием серенад, поглощением оливок и катанием на узких длинных гондолах. Не потому ли когда-то давным-давно именно эти земли взяла под своё крыло Лилит? При таком раскладе не должно составлять особых проблем заманить в свои сети сотен шесть-семь человек в день, а то и того больше, и тем самым поддерживать своё существование. Впрочем, к чему гадать, скоро истинное положение вещей должно проясниться.
Пролетая мимо запоздавшей парочки, Левиафан сухо щёлкнул длинными жилистыми пальцами. Ядовито-зелёный огонёк с шипением стёк с его руки, юркнул вниз и, покружив над гуляющими, спикировал на грудь невзрачно одетой девушки. В былое время Зависть остался бы полюбоваться тем, какой деструктивный эффект производит этот маленький фокус, но сейчас его это мало занимало. Тем более, что за спиной своей он отчётливо расслышал:
– Ах, Абеле, у Фермины Дасы, что торгует хрусталём через дорогу, такая премиленькая шляпка из фламандского фетра! Вот бы и мне такую, милый!
– Дорогая моя Рачель, ты же знаешь, что в этом году мой виноградник побила серая гниль и от продажи вин в этом году я получу сущие крохи. Мы не можем позволить…
– Ах, Абеле, у мужа Дасы точно такая же напасть, но между тем Фермина же отчего-то не ходит в обносках! Вот если бы ты…
Дальнейший диалог до его слуха уже не дошёл, но Левиафан знал наверняка примерный сценарий дальнейшего развития событий. Она его начнёт просить, уговаривать, упрекать, он вспылит, бросит пару резких слов, она разозлится, зарыдает от обиды, скажет, что, верно, ничего для него не значит, затем последует череда взаимных оскорблений  –  и уже через пять минут бывшая нежная подруга готова будет выцарапать глаза несчастному Абеле из-за дурацкого куска фетра на голове у злополучной Фермины Дасы. Вот это достойное лучшего применения упорство в превосхождении ближнего своего всегда забавляло Левиафана. Текут песком сквозь пальцы столетия, один эон сменяется другим, люди живут в разных странах и говорят на разных языках, люди выдумывают себе чёртову тучу разных богов, люди попирают других людей во время Олимпийских игр и гладиаторских боёв, люди строят Стоунхендж и Пизанскую башню, люди укрывают тела то шкурами, то нелепыми шёлковыми платьями с жёсткими корсетами, горностаевым воротом и накладным задом, но в конечном итоге люди всё равно остаются людьми, такими же порочными по своей природе и так же просто поддающимися искушению, как незабвенный любитель яблок по имени Адам. Зачастую их даже не приходилось специально заставлять грешить. Нужды не было.
Мысли подобного рода не то чтобы совсем успокаивали Зависть, но, по крайней мере, несколько обнадёживали. Абеле и Рачель, да? Как символично. Славная парочка, глупые заблудшие овцы из паствы Божьей, безвольная скотина, неспособная противиться удару кнута [1].
Чем ближе Левиафан приближался к месту вспышки, удаляясь от центра, тем большее захолустье его окружало. Кривые переулочки, петляющие в темноте, покосившиеся дома с щербатыми стенами и обвалившейся черепицей, смрадное зловоние сточных канав. Лилит, однако, могла бы выбрать место отдыха и получше.
Зависть нашёл Лень сидящей у подножия какого-то ветхого строения, символизировавшего собой жилой дом, и вряд ли нашёл бы её сам так скоро, не подай Лилит ему знак незадолго до этого. Выглядела она неважно: закутанная с ног до головы так, что даже глаз её было не разглядеть, в какие-то мешковатые лохмотья, смертный грех сейчас мало смахивала на древнего духа, с которым Левиафан был знаком уже не одну тысячу лет. Он даже мог бы предположить, что это не его сестра вовсе, а какая-нибудь самозванка, прячущая лик в глубоком капюшоне, если бы был одной из глупых смертных овец, судящих о вещах по их внешней стороне.
Левиафан спустился на бренную землю и, сделав пару шагов по направлению к Лилит, обратился к ней:
– Buona sera, signorina [2].

[1] Абеле (итал.) – пастух. Рачель (итал.) – овца. Реально существующие и использующиеся в Италии мужское и женское имена.
[2] «Добрый вечер, синьорина» (итал.).